Тонкий дым благовоний прорезал воздух большой комнаты, расположенной в восхищающем своим великолепием, возможно, даже пафосностью замке. Вечерело, и солнечный диск медленно подходил к дальнему горизонту. Совсем скоро кроваво-алый с малиновым оттенком цвет небес сменится на сливовый, затем - на темный индиго, и только потом, примерив множество пестрых нарядов самых разных цветов, небо, наконец, покроется яркими крупинками, почернеет, словно его поглотила чернильная бездна, наполненная крохотными огоньками...
Гьёкуэн, прикрыв глаза, сидела в кресле, находящемся около большой кровати. Своей ручкой, столь изящной, красивой, несмотря на немалый возраст, она держала большую руку второго императора Империи Коу, поглаживая её. Сморщенная кожа была несколько противна на ощупь, однако сейчас стоило проявить заботу подобным образом. Сейчас, когда император с каждым днём теряет силы, стоило вести себя как можно более мило, обходительно. Никаких подозрений возникнуть не должно...

...Гьёкуэн порой приходилось думать о своей судьбе. Подобное случалось обычно лишь когда она была в одиночестве, потому как в иных случаях стоит следить за собеседниками, их поведением, взглядами, жестами. Во всём этом читаются намерения человека, а знать их для Гьёкуэн крайне важно.

Она не допустит ошибки. Никогда.
Она будет делать всё, стараясь во имя интересов своих и Организации. Всегда.
Она будет уничтожать и править, не отдаст столь великую страну кому-то неподходящему на роль правителя. Ни за что.

Как же так случилось, что она стала такой, какой она сейчас является? Заложен ли в ней грех властолюбия на генном уровне, изменила ли её жизнь в худшую сторону? Никто не знает.
И сама Рен не знает. Она вообще ничего не знает. Точнее, так ей порой кажется.
Всё ведь было так хорошо! Кажется, когда-то она любила свою семью, кажется, когда-то она улыбалась людям вокруг, кажется, когда-то она старалась помогать императору, кажется, когда-то она старалась во благо страны... Кажется, кажется, кажется. Когда-то, когда-то, когда-то...
Матери четверых детей, мачехе десяти приёмных ребятишек около пятидесяти лет, поэтому, должно быть, четыре года, пять лет, шесть - для неё это не такие уж и большие цифры, хотя, разумеется, куда более значимые, чем для старика. Однако воспоминания о светлых днях, когда она раздвигала уголки губ не в двойственной улыбке, а в искренней, светлой, кажутся чем-то невероятным. Далёким, тёмным, невозможным...
Именно. Ничего этого не было, попросту не могло быть. Гьёкуэн никогда не любила свою семью, ей нужна лишь власть. Точнее, ей нужно лишь стараться во благо Аль-Сармен, величайшей организации, к которой она столь фанатично и преданно относится. Поэтому не должен появиться человек, способный ей помешать, а если он появится, она должна стать сильнее. Она должна уничтожить этого человека, да и вообще любого, кто посмеет пойти против Организации.
Она будет сильной...

Женщина чуть сильнее сжала веки, слегка нахмурила тонкие брови. Вздохнула, вдыхая успокаивающий запах масел, заполнявший комнату. Нельзя терять спокойствие, искривлять милое личико - вообще непозволительная роскошь, только в редчайших случаях можно снять маску доброй матери и хорошей жены и показать свою истинную сущность.
Хотя, пожалуй, многие люди, узнай они о скелетах в шкафу императрицы, захотели бы, чтобы этих скелетов там никогда не было. Чтобы она была доброй, любящей матерью, как и прежде...
Женщина покачала головой. Снова мысли о прошлом, о Хакую и Хакурене. Её сыновья, её первый муж. Они погибли в ужасном пожаре, пламя поглотило их, и спастись смогли только Хакуэй и Хакурю. Любая мать сочтёт за счастье возможность видеть живыми хотя бы двоих своих детей, Гьёкуэн же...
Сложно сказать. Здесь действительность искажается, правда становится ложью, чувства, когда-то испытанные в полной мере, - бредом.

Как прекрасны были те дни, когда они жили дружной семьёй! Как прекрасно было время, когда мать могла обнимать своих детей, шептать им по вечерам сказки, баюкать... Гьёкуэн любила всё то, чем она тогда обладала. Счастье для женщины - любящая семья. И она была. Но воспоминания о тех днях сгорели в огне, проглотившем, помимо того, первого императора, Хакую и Хакурена.
Несомненно, Гьёкуэн любила их. Души не чаяла в своих сыновьях, была рада их успехам, была счастлива, когда разговаривала с ними, шутила о чём-то. Поэтому их смерть стала переломным моментом для неё. Разум помутнился, когда она узнала, что старшие её сыновья и муж не выжили, а когда человек сломлен, как известно, его легко контролировать... Чем и воспользовались жнецы Аль-Сармен, и до пожара пребывавшие в числе советников и прочих приближенных к императору людей. Воспользовались, окончательно запудрив голову несчастной, страдающей от потери близких людей женщине, навязали ложную память, заверив в том, что она сама убила их, что пожар был спланирован ею, что она рвётся к абсолютной власти, столь манящей, сладкой...
Что она ненавидит даже своих детей, чьи счастливые улыбки с молодых лиц ей хочется стереть, исказить вместо того гримасой боли, отчаяния...
Так и случилось, что хорошая женщина превратилась в паука, чёрную вдову, что окутывает всех своей сладкой ложью, словно паутиной, и вершит свою политику и политику Аль-Сармен, веря, что придёт день, когда весь мир падёт к её ногам, когда весь мир падёт вместе с тем ниц пред Организацией.
Тем не менее, думать об этом не хотелось. Ни о прошлом, ни о будущем. Но почему же не хочется думать про завтрашний день? Попросту потому, что он уже продуман наперёд. Скоро второй император умрёт, и тогда, когда дети семьи Рен соберутся дать присягу новому императору, жнец Аль-Сармен огласит выбор Коутоку который в очередной раз перевернёт мир с ног на голову.

Порой появлялось ощущение, словно что-то не так, порой верещал в голове настойчивый голос: "очнись, всё это - ложь!". Однако Гьёкуэн лишь продолжает следовать вперед по дороге разрушения, предоставленной ей давним надломом потока судьбы.